Лукашенко уйдет, однако великодержавные инстинкты Москвы никуда не денутся…
Да уж, с днем единения великие интеграторы в 1996 году явно погорячились. Тогда Борис Ельцин сильно озаботился собиранием земель. Александр Лукашенко же хотел за счет России спасти экономику (потом, как утверждают злые языки, появился и соблазн занять кремлевский трон) — и потому всячески подыгрывал Москве. Но история распорядилась по-своему.
Отмечаемый 2 апреля День единения народов Беларуси и России и через четверть века после учреждения остается казенным праздником, абсолютно не вошедшим в жизнь простых белорусов и россиян. Да и по сути никакого единения (слава богу! — скажут здесь адепты белорусского суверенитета) не получилось.
При этом хотя Минск за счет игр в интеграцию и получил от России немало льгот, но чрезмерная привязка к ней была и остается угрозой для независимости Беларуси.
Между тем белорусы, хоть и были едва ли не самым советским народом, за почти три десятилетия в массе своей оценили преимущества жизни в отдельном государстве. Да, как показывает социология, многие ощущают близкое родство с русскими, но за вхождение Беларуси в Россию — считаные проценты.
Фальшивые ноты «братской интеграции»
Объявленная Минском и Москвой в середине 1990-х «братская интеграция» с самого начала была фальшивой, неискренней. Каждая сторона преследовала свои цели. Москва хотела снова аккуратно прибрать к рукам вдруг ставшую отдельной страной стратегическую территорию, Минск — пристаканиться к российским ресурсам, чтобы жить как у Христа за пазухой без дискомфортных рыночных реформ. Шла игра: кто кого перехитрит.
Подписанный в 1999-м договор о создании Союзного государства, по сути, был сценарием мягкого поглощения Беларуси. Но когда занявший место Ельцина Владимир Путин поставил ребром вопрос объединения, Лукашенко дал отповедь, занял глухую оборону.
Да, белорусский вождь не раз повторял, желая усладить слух партнеров, что русские и белорусы — один народ. Возможно даже, что он искренне так считал и считает. Но при этом Лукашенко уперся и не дал ввести единую валюту, создать наднациональные органы, что предусматривал союзный договор. Дело здесь очевидно не в национальном самосознании, а в желании безраздельно владеть страной.
Потому в отношениях союзников раз за разом искрило и, видимо, еще будет искрить.
После 9 августа 2020 года привязка к Москве усилилась
Но когда судьба страны зависит от одного человека, это плохо. Да, в 2019-м Лукашенко, почуяв капкан, отказался подписывать дорожные карты углубления интеграции. Однако после выборов 9 августа 2020 года, когда белорусы поднялись на протест, вождю режима пришлось срочно апеллировать к Путину ради своего спасения. Режим сжег мосты с Западом, еще сильнее привязал Беларусь к России.
Один из примеров — переброска транзита нефтепродуктов с литовской Клайпеды на российские порты. Сейчас прорабатывается вопрос переброски экспорта калийных удобрений. Экономическая диверсификация, о которой так долго трубили сами же белорусские власти, теперь приносится в жертву.
Усиливается военное сотрудничество с Россией. На Всебелорусском собрании звучали предложения отказаться от закрепленного в конституции стремления к нейтралитету.
Впрочем, размещать на белорусской территории российские военные базы Лукашенко, опасаясь за свою власть, явно не хочет. Вокруг этой темы снова началась хитрая игра: лучше, мол, давайте организуем совместное дежурство боевых самолетов и т.п.
Снова тайно играют в дорожные карты
Между тем реанимирована тема дорожных карт интеграции. На февральских переговорах в Сочи о них заговорил сам Лукашенко. На днях посол Беларуси в России Владимир Семашко заявил, что все дорожные карты могут быть согласованы до конца апреля, и тогда их и программу их реализации «возможно будет подписать в первой половине этого года».
Семашко подчеркивает, что потом следует еще подписать и ратифицировать множество межправительственных соглашений, которые оговорены дорожными картами, чтобы с 1 января 2022 года заработали единые рынки электроэнергии, газа, нефти и нефтепродуктов, транспортных услуг.
Понятно, белорусскую сторону поджимает усугубление проблем в экономике, хочется от России условий помягче, ресурсов подешевле. Но чем ради этого придется пожертвовать?
Белорусы по-прежнему не знают содержания дорожных карт, переговоры по ним непрозрачны. Даже если речь пока не идет о единой валюте и наднациональных органах, на чем раньше настаивала Москва, то уже такие вещи, как унификация налогового законодательства, способны нанести урон суверенитету.
Для независимых экспертов очевидно, что российская сторона будет навязывать де-факто переход на свою налоговую систему. Примерно тот же подход и в других сферах: ну какое может быть равенство, какой паритет при разности объемов экономик почти в 30 раз?
В целом при помощи дорожных карт (а также, вероятно, покупки ряда активов) Москва стремится прочнее привязать Беларусь к себе. Привязать институционально и в плане инфраструктуры, чтобы отвязаться было проблематично и после Лукашенко.
Где гарантия, что не сработает «крымский рефлекс»?
Да, в августе прошлого года Путин поддержал Лукашенко, чтобы в Беларуси не победила, как они это называют, цветная революция. Однако факт то, что первый президент Беларуси становится для Кремля все более неперспективным партнером. И в Москве наверняка думают над сценариями транзита власти в соседней стране. Но такого транзита, при котором влияние на нее не ослабло бы, а по возможности укрепилось.
Российская правящая элита мыслит Беларусь своей территорией и в чисто стратегическом плане, как плацдарм против Запада, и в плане мировоззренческом, как часть «русского мира».
Путин критиковал Ленина за создание союзных республик с правом выхода из СССР: мол, таким образом тот заложил атомную бомбу под Россию. А 18 марта на концерте, посвященном семилетию «воссоединения Крыма с Россией», российский президент посетовал, что в 20-е годы прошлого века большевики «передали значительные территории, геополитические пространства в адрес квазигосударственных образований», из-за чего, мол, с распадом СССР «Россия утратила колоссальные территории».
В этом контексте стоит напомнить, что по решению большевистской Москвы некоторые земли отходили и Беларуси. И где гарантия, что в критической ситуации у Кремля не сработает «крымский рефлекс»?
Например, если представить себе, что новая волна белорусской революции сметает режим Лукашенко, то вполне вероятно, что псковских десантников поднимут по тревоге и бросят «спасать братскую республику от прозападной хунты».
Избавиться от пут, которые угрожают суверенитету
Однако более вероятно, что уход (или поначалу «полууход») Лукашенко приведет к формированию некоего гибридного режима, более мягкого авторитаризма. И тем силам, что выступают за независимость и демократическое развитие Беларуси, придется уже в новых условиях продолжать нелегкую борьбу против угроз суверенитету.
При этом любому новому правительству Беларуси, памятуя украинский пример, придется максимально учитывать великодержавные инстинкты и фобии Кремля и строить отношения с ним весьма дипломатично.
Даже при большом желании новым властям вряд ли возможно будет сразу выйти из союзных договоренностей. Да выгодные соглашения и нет смысла рвать. Но руководство демократической Беларуси наверняка постарается аккуратно избавиться от тех пут, что угрожают суверенитету и мешают свободно развивать отношения со всем миром.