Раёны

Адар’я Гуштын, фото Дарья Бурякина, TUT.BY

История убийства шести человек длиной в 14 лет.

Летом 2005 года в деревне Большая Мощаница Белыничского района произошла страшная трагедия — убили семью из шести человек, в том числе двоих детей. На следующий день милиция задержала подозреваемых: все пятеро — местные жители, старшему тогда было 24 года, младшему — 18.

Все они признали вину на следствии, но в суде в один голос заявили: их били и заставляли сознаться в том, чего они не делали. Суд оправдал ребят по обвинению в убийстве — что в Беларуси случается крайне редко! — прокуратуре вынесли частное определение за недопустимые методы следствия.

А через 14 лет всех задержали снова — и снова обвиняют в том же убийстве. В этот раз следствие опирается на экспертизу запаховых следов, результаты которой якобы указывают на их виновность. В письмах домой мужчины, как и 14 лет назад, пишут, что никого не убивали.

— Люди говорили, что надо его снести, страх только наводит. Ну кто его купит, с такой-то историей? — говорит Татьяна Соловьева. Ее сын — один из обвиняемых по делу об убийстве. — Но милиция приказала не трогать.

В 2005 году Татьяна Егоровна работала сельским библиотекарем. Ее сын Гена отпраздновал 18-летие и окончил ПТУ.

— Приехала к нам в деревню семья, мы ее не знали, — вспоминает собеседница. — Они жили в Белыничах, злоупотребляли спиртным, у них образовалась большая задолженность по квартплате, нашелся человек, который купил их 3-комнатную квартиру, погасил долги, а взамен купил дом в нашей деревне за 500 долларов. Дня три они тут пожили — и случилось горе.

Семья состояла из шести человек: женщине было 48 лет, ее сожителю — 53 года, с ними жила 27-летняя дочь с 22-летним сожителем и двое ее детей — 6 и 7 лет.

Убийство произошло в ночь с 31 мая на 1 июня.

— Мы ничего не знали, дом этот в 2 км от нашего, — говорит Татьяна Соловьева. — До вечера 1 июня они лежали, никто к ним не заходил, потому что соседи не успели еще с ними толком познакомиться. Но говорят, хотя они мало пожили, уже ходили и просили одолжить на бутылку. Наших ребят потом обвинят, что они убили семью, чтобы забрать у них тысячу долларов от продажи дома. Да если бы у тех людей были деньги, разве они бы просили дать им на выпивку?

В деревне вспоминают, что вечером 1 июня к новоселам приехали предприниматель с приятелем из Белыничей — забрать долг в 50 долларов. Вошли в дом, никого не увидели. Прошли по участку, и обнаружили мертвого человека — 22-летнего сожителя дочери. Говорят, гости испугались, выскочили на дорогу, крикнули: «Там человека убили!» — и уехали на машине в город.

— Это услышал Павлик Павлюченко, он пришел к однокласснице Елене Клебче, которая жила в соседнем доме, они сидели на крыльце, — говорит Соловьева. — Павлюченко пошел посмотреть — и увидел убитого парня. Позвонил в милицию. Оперативники сначала задержала этого Пашу, а следом — Сашу Клебчу, родного брата Лены. А 2 июня забрали остальных ребят — моего Гену, Сергея Юшкевича и Колю Ракутина, — они учились сначала в одном классе, а потом вместе в ПТУ.

Милиция приехала вечером. Сказали, что хотят поговорить с Геной. Он у друга был, я его позвала, так он мигом прискакал. Если бы он был виновен, думаю, по-другому бы себя вел — в лес бы бежал, а не в руки милиции.

Алла Юшкевич — фельдшер в деревне. Ее сына Сергея задержали во дворе дома.

— Милиция из них сделала банду, но они, по правде, все вместе и не встречались ни разу, — говорит женщина. — Ну, знали, конечно, друг друга — все-таки деревня. Но с Павлюченко и Клебчей наши ребята не дружили.

Самому старшему обвиняемому, Павлу Павлюченко, было 24 года, одноклассникам Юшкевичу, Ракутину и Соловьеву — по 18, Александру Клебче — 21 год. Судимость к тому моменту была только у Павлюченко — за нанесение тяжких телесных повреждений, подрался с односельчанином.

Важная деталь: Павлюченко сидел в одной колонии с убитым сожителем женщины по фамилии Леончик. Позже прокуроры используют этот аргумент в качестве подтверждения обвинения.

Версия следствия: за тысячу долларов убили семью

По версии следствия, Павлюченко как главарь банды заранее спланировал преступление: напоить новоселов, забрать у них деньги (1100 долларов, как указано в обвинении) и убить, в том числе двух детей.

Помочь ему должны были четверо подельников. В ночь на 1 июня пьяные хлопцы, зная, что в доме есть деньги за продажу квартиры, пришли в гости якобы познакомиться. Принесли с собой самогон, предложили выпить.

Довели новоселов до беспомощного состояния и применили насилие: удары наносили руками, ногами, кирпичом и другими предметами — следы около 30 ударов позже зафиксированы на телах взрослых, около 20 — на телах детей.

Двое взрослых были задушены. От полученных травм потерпевшие скончались на месте. Завладев деньгами и велосипедом, обвиняемые скрылись с места преступления.

Следствие по делу шло два года, и в 2007-м поступило в суд. Какие доказательства представили суду гособвинители Лобачевская и Ковалев?

– Признательные показания обвиняемых, полученные во время следствия.

– Данные о том, что посторонние люди в деревню ночью не приезжали, а лица, которые имели отношение к продаже квартиры, не причастны к совершению преступления.

– Аргумент, что Павлюченко является едва ли не единственным местным жителем, который был знаком с потерпевшим Леончиком, он же сообщил в милицию об убийстве. Брат и мать Павлюченко не могли подтвердить, что в ту трагическую ночью он был дома. А еще Павлюченко ранее был судим.

– Прослушка разговора Ракутина со своей матерью на свидании, где он признался в убийстве, после чего сразу же подтвердил это оперуполномоченному.

– Прослушка в камере Соловьева, где он признался сокамерникам в совершении убийства. Показания свидетелей-сокамерников и психолога СИЗО, который подтвердил, что Соловьев давал признательные показания добровольно.

– В доме, где произошло убийство нашли след от обуви Клебчи.

«Подсадные утки, избиения». Что происходило в СИЗО

Во время следствия все, как один, признали вину. Но в суде каждый из фигурантов заявил, что на него давили, заставили оговорить себя и остальных.

— Юшкевича и Соловьева задержали по заявлению Клебчи, — говорит Татьяна Соловьева. — Приехал следователь из Могилева, вывез Клебчу к телефонной вышке. И два часа учил, что ему говорить, бил его. А у него умственная отсталость, он внушаемый (данное обстоятельство указано и в приговоре. — Прим.ред.).

Отец Александра Клебчи слова соседки подтверждает:

— Вывез Сашку в поле и давай его там *** (нецензурное, в значении «бить». — Прим.ред.). Он и сознался во всем. А как не сознаться? Жить захочешь — и не такое скажешь! Если правильно все делать, то нужно сразу в отделение везти, на бумаге все записывать, чего ж два часа в поле издеваться?

Суд проходил в закрытом режиме, поэтому матери только после оглашения приговора узнали, что пришлось пережить их детям.

— «Подсадные утки» [в камерах] были, — вспоминает мать Гены Соловьева. — Били и заставляли говорить, записывали на магнитофон. На суде запись прослушали, там слышен хлопок, потом Гена всхлипывает и начинает говорить то, что от него требовали (данное обстоятельство указано и в приговоре. — Прим.ред.). Шесть месяцев сын вообще не давал показания, отказывался, пока его в Жодино (СИЗО. — прим.ред.) не бросили. Там он начал говорить все, что было нужно следствию.

— Мой резал вены, чтобы обратить на себя внимание, на тот беспредел, — говорить мать Сергея Юшкевича. — Когда вернулся, я сильно не расспрашивала его. Но когда он в разговоре с сестрой вспоминал, все время плакал.

— Колю били, я это знаю, — говорит Любовь Ракутина, мать еще одного фигуранта. — Он сначала говорил правду: дома спал, никуда не ходил, никого не убивал. Наши ребята тогда дома были, мы же подтверждали. Но кто нас послушал? Им надо было быстрее дело раскрыть, такой шум подняли — со времени войны, говорили, такого страшного преступления не было. Из Минска приказали: раскрыть. Ну вот они и раскрывали при помощи наших детей.

Слова матерей можно было бы принять за эмоции, если бы они не подтверждались материалами дела.

Столько нестыковок, что суд оправдал фигурантов по обвинению в убийстве

Суд обратил внимание, например, что Александр Клебча при каждом допросе по-разному указывал, кто из обвиняемых убивал каждого потерпевшего. Называл разные орудия убийства, неправильно указывал месторасположения убитых.

Сначала заявил, что Ракутин выбросил в колодец топор, которым убивали людей, но экспертиза показала, что этот предмет вообще не является орудием преступления. Говорил, что самогон пили из металлических кружек, которые позже выбросили в печь. Но никаких остатков кружек никто не нашел.

Гособвинение ссылалось на его показания, однако, согласно психолого-психиатрической экспертизе, у обвиняемого «легкая умственная отсталость (олигофрения в стадии дебильности), конкретность мышления крайне низкая, объем памяти сужен, удержание заученного материала непрочное, он не может раскрыть суть простых слов и понятий, не знает, сколько месяцев в году, просматриваются признаки повышенной внушаемости».

Павел Павлюченко написал явку с повинной — но все время давал сбивчивые показания. На третьем и последующем допросах заявил, что никого не убивал и в ту ночь спал дома.

Сергей Юшкевич в явке с повинной писал, что никого не убивал, но присутствовал в доме, когда происходило преступление. На очной ставке с Ракутиным он же заявил, что убивал новоселов. Юшкевич и Ракутин нарисовали разные схемы кухни, где распивали алкоголь. На очной ставке с Соловьевым Юшкевич сначала обвинял его, а потом попытался передать записку, где признал, что его оговаривает.

Геннадий Соловьев сначала говорил, что во время убийства был дома, смотрел телевизор, а потом пошел спать. Через полгода, проведенных в СИЗО, написал чистосердечное признание в том, что этот он убил женщин. По его словам, труп Тельманкова, сожителя старшей женщины, лежал на полу у печки, но прибывшие правоохранители нашли тело в кухне на печке.

Николай Ракутин сначала вину отрицал, говорил, что спал дома. На восьмой день после задержания написал явку с повинной. Он говорил, что самогон компания распивала не из металлических кружек, а стеклянных рюмок — но их среди вещдоков тоже не было. Ракутин также заявил, что кирпич, которым наносили удары, выбросили в палисадник, но нашли его в другом месте — за сараем.

Суд, изучив материалы по делу пришел к следующим выводам:

– обвиняемые при неоднократных допросах каждый раз по-разному указывали, кто из них какого потерпевшего убивал; указывали разные орудия убийства, разное количество ударов и места нанесения; называли разные места, куда выбросили орудия убийства;

– все обвиняемые периодически отказывались от признательных показаний;

– признаваясь в убийстве, умалчивали, куда дели похищенный велосипед, хотя на фоне обвинений в убийстве этот эпизод выглядит незначительным, не было смысла врать. Ни велосипед, ни похищенные деньги в ходе следствия так и не были обнаружены;

– прослушка разговора Ракутина с матерью на свидании показывала, что на самом деле обвиняемый сказал, что никого не убивал и предположил, что это мог сделать Павлюченко (по закону, обвинительный приговор не может строиться на предположениях);

– что касается признаний Соловьева в разговоре с сокамерниками, то суд пришел к выводу, что на него оказывалось давление. На процессе изучали аудиозапись разговора, где слышно, как сокамерники ему угрожают, слышны хлопки от пощечин, всхлипывание Соловьева, после чего тот признается;

– экспертиза следа обуви, который якобы принадлежал Клебче: эксперт однозначно данный вывод не подтвердил, в приговоре указывается, что «след мог быть оставлен и другой однотипной обувью». На обуви Клебча, кстати, следов крови не выявлено;

– обвиняемые говорили, что нанесли несколько ударов потерпевшим, но согласно экспертизе на каждом теле обнаружены десятки ударов;

– на двери сарая было обнаружено пятно крови убитого Леончика, и на этом пятне, как настаивало обвинение, были обнаружены волосы, которые, вероятно, могли принадлежать обвиняемому Клебче.

Но, во-первых, нет однозначного утверждения. Во-вторых, следствие так и не объяснило, как на пятно крови вообще могли попасть волосы другого человека. При первых осмотрах места происшествия волос не было. На 20-й день после убийства следователи обнаружили волосы на пятне с кровью;

– на куртке, изъятой в доме Юшкевича, обнаружены два женских волоса. Следствие предполагало, что они принадлежат убитым. Куртка попала в вещдоки, хотя экспертиза показала, что волосы принадлежат матери обвиняемого. Куртка, кстати, была не обвиняемого — принадлежала его младшей сестре. На суде он надел ее, чтобы продемонстрировать, что просто не мог ее носить — рукава ему были по локоть;

– на одежде и обуви обвиняемых не выявлено следов крови, принадлежавших потерпевшим, хотя причиненным им повреждения сопровождались обильным кровотечением. Не установлено и что одежду стирали, уточняется в приговоре суда. При этом в материалах дела указывается, что на кроссовках убитого Леончика обнаружена кровь неизвестной женщины. Кровь неизвестной женщины также была на гаечном ключе и аудиокассетах, при этом эксперты исключают, что это была кровь потерпевших или обвиняемых.

Ряд отпечатков рук не принадлежит ни потерпевшим, ни обвиняемым. Кому принадлежат указанные следы и при каких обстоятельствах они оставлены на месте происшествия, обвинением не установлено.

«В связи с чем исключить причастность к совершению убийства и разбоя других лиц в категорической форме нельзя», указано в приговоре Могилевского областного суда.

Несмотря на существенные противоречия, прокуроры не заявили ходатайство оправдать фигурантов по обвинению в убийстве. Гособвинители требовали троих обвиняемых расстрелять, двоих осудить к пожизненному заключению.

В адрес Генпрокуратуры было вынесено частное определение о низком профессиональном уровне и недозволенных методах следствия, многочисленных ошибках и подтасовках.

Суд оправдал фигурантов по обвинению в убийстве, но каждый, за исключением Клебчи, получил срок за другие, сопутствующие преступления: Павлюченко дали 10 лет и два месяца лишения свободы, бывшим одноклассникам Ракутину, Соловьеву, Юшкевичу — по четыре года колонии каждому.

Парней признали виновными в различных преступлениях, о которых стало известно в ходе следствия по убийству: покушение и совершение насильственных действий сексуального характера, секс с несовершеннолетними девушками, грабеж, вовлечение несовершеннолетнего в совместное распитие алкоголя… Все это, по словам родственников, парни рассказали о себе сами.

Именно обвинение в сексуальных преступлениях тогда стало основанием проводить судебное слушание в закрытом режиме.

— Воспоминания — одни слезы, — говорит Татьяна Соловьева. — Сломали жизнь. Вы думаете милиция это расследовала (имеются в виду другие преступления, за которые фигурантов в итоге осудили. — Прим.ред.)? Да они сами рассказали про все свои грехи — за всю жизнь, даже про то, что в детстве к соседу за яблоками лазили. Нужно было оправдание, почему их два года в СИЗО держали, чтобы мы не смогли потребовать компенсацию.

— Мы ничего не обжаловали, — в один голос говорят родители Ракутина, Юшкевича и Клебчи. — Живые вернулись — и слава Богу! Мы ж не знали, что их снова заберут!

Многие жители деревни не верят, что убийство совершили их односельчане. Более ста подписей было направлено в суд, люди просили оправдать ребят

Через 14 лет за бывшими обвиняемыми пришли снова

Снова за ребятами пришли осенью 2018. Сначала потребовали сдать кровь. Потом прислали домой извещение из суда, что расследование возобновлено — по вновь открывшимся обстоятельствам.

Юшкевич и Соловьев поехали проконсультироваться к адвокату в Могилев — там их и взяли. За Ракутиным пришли на работу. Клебча был на заработках, вернулся домой — и сам позвонил в милицию. Последним задержали Павлюченко, он работал в России — и его этапировали в Беларусь.

26 октября 2018 года судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда, заслушав выступления прокурора Анатолия Метельского, постановила возобновить производство по уголовному делу.

Что послужило основанием? Как указано в определении ВС, «проведены судебные ольфакторные экспертизы запаховых следов, методика которых позволяет выявить и идентифицировать запаховые следы человека при условии консервации их кровью. Производство экспертизы было поручено специалистам Экспертно-криминалистического центра МВД России, поскольку в Беларуси такие исследования не проводятся. По дополнительному заключению экспертов в запаховой пробе с толкушки выявлены запаховые следы, которые принадлежат Клебче, в запаховых пробах фрагмента кирпича и фрагмента наличника выявлены запаховые следы, которые происходят от Ракутина. Вероятность ошибки исследования не превышает величину 1,02−108.

Кроме того, в материалах дела, находящихся в Белыничском РОВД, обнаружены и 11 июля 2018 года изъяты записки, составленные от имени Соловьева, из текста которых следует, что их автору известно, где находится нож, которым Павлюченко совершил убийство».

Какие вновь открывшиеся факты есть по Юшкевичу, в определении ВС не указывается.

— Но нам про запахи ничего не писали, — говорит Алла Юшкевич. — И записок от Сергея никаких не находили. Ну, раз всех взяли, то и его.

Родные беспокоятся, как проходили новые экспертизы, были ли учтены все рекомендации по сбору и хранению вещественных доказательств.

В приговоре Могилевского областного суда отмечается важный момент. В кармане убитого Леончика нашли окурки от сигарет, на которых обнаружили кровь молодой женщины. Когда эксперту Ралькову задали вопрос, как там могла появится эта кровь, он сказал, что мог занести эти следы, так как сразу после осмотра трупов детей по просьбе милиционера помогал грузить трупы в перевозку.

Он вымазал перчатки кровью, которую вытер сухой ветошью, и в этих же перчатках продолжил осматривать уже труп Леончика, достав из его кармана те самые несколько окурков сигарет.

Кроме того, по приговору Могилевского областного суда вещдоки толкушка и наличник двери должны были уничтожить после вступления в силу приговора, то есть непонятно, что тогда исследовали эксперты в 2018-м.

В списке вещдоков в приговоре 2007 года не указывается записка Соловьева, в которой он пишет, что знает, где Павлюченко спрятал нож, которым убивал людей. Если записка была в 2005-м, непонятно, почему ее не рассматривали на первом суде и изъяли только в 2018 году.

TUT.BY попытался задать эти вопросы Следственному комитету. Начальник отдела информации и связей с общественностью Сергей Кабакович сказал, что «в интересах следствия обстоятельства дела пока не разглашаются».

Следствие ведут минские следователи, обвиняемые находятся в СИЗО на Володарского и в Жодино.

— Мама, папа, я не совершал этого! — пишет из СИЗО родителям Геннадий Соловьев. — Мы сможем, правда с нами. Чтобы ни случилось, я не совершал этого преступления. Бог есть, он все видит и знает, что я этого не совершал.

Александр Клебча, по словам отца, писем ему не пишет. Родные Павлюченко от встречи с журналистами отказались. Николай Ракутин, по словам супруги, признает вину:

— Говорит, иду на их уступки, лишь бы не расстрел, чтобы хотя бы под старость увидеть детей. Он не совершал этого преступления. У меня и в письмах это есть, зачитаю: «Ты не представляешь, что я наговорил. Собрал в кучу всякую хрень. Ты даже не представляешь, что они на меня подложили. Приготовились они хорошо, чтобы меня и всех нас посадить. Это с их стороны большая работа. Но для меня их работа не важна». Я думаю, ему наговорили, что вышка ему не светит, раз он пошел на такое. Свидания нам дают, последний раз видела его в марте. Говорит, была очная ставка с Юшкевичем. Рассказать он ничего по делу не может. Говорил, что Сергей на очной ставке кричал и матюкался. Наверное, говорил ему: «Коля, зачем ты все это делаешь». В тот раз тоже было, что соглашались (признавали вину на следствии — прим.ред.). Мы же не знаем, как их там прессуют. Он мне рассказывал, как его тогда избивали — брали большие папки и били по ушам. В 2013 году к нам приезжало телевидение. Коля и Саша Клебча рассказали обо всем. Через два дня к нам приехали оперативники из Минска, сильно им это не понравилось.

Убийство в Белыничском районе произошло почти 14 лет назад. Однако и сейчас обвиняемым снова грозит исключительная мера наказания — расстрел. Доказательства в такой ситуации, как говорится, должны бить неоспоримыми.

— Чужое гора гаруем, — говорит бабушка Александра Клебчи, которая уже два раза собирала его в СИЗО. — Хтосьці забіў, а нашых дзяцей катуюць. Хай бы яны ў тым Мінску ўжо разабраліся і проста далі нам спакойна дажыць.