Лукашенко будет торговаться, даже находясь в сегодняшнем углу. Вместо обещаний уступок он будет доказывать Кремлю, что спасает страну от антироссийского бунта и танков НАТО под Смоленском. А эти услуги достойны оплаты сами по себе. В ответ он продолжит слышать обидно звучащие намеки про то, что пора постепенно уходить
От белорусских выборов ждали, что их единственным и неоспоримым победителем будет Россия. В ответ на резкую политизацию общества Александр Лукашенко все лето наращивал репрессии. Кульминацией стал жестокий разгон протестующих сразу после голосования, который отбросил отношения с Западом на много лет назад.
Такое развитие событий, по всем прогнозам, должно было толкнуть Минск в объятия Кремля, получавшего карт-бланш на белорусском направлении. На первый взгляд примерно так все и произошло.
Но в реальности белорусский политический кризис оказался намного глубже, чем предполагалось в самых смелых прогнозах. Международная и внутренняя легитимность Лукашенко подорваны сильнее, чем было бы комфортно любому из его оставшихся внешних партнеров.
Разговор неравных
Лукашенко готовился к встрече с Путиным несколько недель. Запад снова занял место главного врага; для убедительности белорусских десантников даже перебросили на границу с Польшей. Оппозиция в речах Лукашенко опять стала русофобской и работающей на США, хотя еще в начале августа за ней стояли российские кукловоды.
Сами протесты власть пыталась прекратить, повышая градус репрессий каждую неделю. Вновь сотни задержаний, водометы и светошумовые гранаты. Силу стали применять к женщинам на улицах. Лукашенко хотел приехать в Сочи как лидер, уже победивший бунт у себя дома.
Но не получилось. Региональный размах протестов уже не такой, как месяц назад – протестуют люди примерно в десятке, а не в десятках городов. Но на воскресную акцию в Минске, главный термометр протестного движения, выходят стабильные 100–150 тысяч человек. В пересчете на население Москвы это значило бы выход на улицу до миллиона человек каждую неделю.
Сама встреча прошла без делегаций – президенты общались больше четырех часов один на один. Совместного заявления по итогам не было. Конкретный итог один – Путин еще перед началом беседы пообещал Лукашенко кредит на $1,5 млрд.
Это существенная, хоть и не ошеломляющая поддержка. Примерно столько же белорусский Нацбанк потратил за август, когда гасил панику на валютном рынке.
Скорее всего, живые деньги в Минск не дойдут либо почти не дойдут. Белорусским властям до конца года нужно рефинансировать свои платежи по другим кредитам более чем на $1 млрд, в основном – Москве, и заплатить больше $300 млн долга «Газпрому».
Подчеркнув важность этой темы, Путин начал свое вступительное слово с того, что поддержал план Лукашенко обновить конституцию. Все понимают, что это прелюдия к транзиту власти. Сам Лукашенко в интервью российским журналистам неделю назад допустил досрочные президентские выборы после принятия новой конституции в ближайшие пару лет.
Как и раньше на встречах в Сочи, Лукашенко много говорил про то, что друзья познаются в беде и что в экономике «со старшим братом надо держаться теснее». Теперь это больше, чем дежурная любезность – мосты к дружбе с Западом и фирменному балансированию у Минска при нынешней власти сожжены.
По понятным причинам белорусский и российский президенты никогда не разговаривали между собой как равновеликие политические фигуры. Теперь неравенство усугубилось тем, что оба понимают, кто в комнате хромая утка, а у кого в руках весь корм.
Непривычная временность
Тем не менее не стоит торопиться с выводом, что Путин получил себе удобного партнера, который будет делать все, что ему скажут в Москве. Более того, далеко не любую уступку у Лукашенко теперь вообще есть смысл требовать.
Из-за белорусского кризиса из отношений Минска и Москвы вслед за доверием ушли горизонты планирования. В запасе у сторон уже не вечность, к которой привыкли пожизненные автократы.
Это значит, что сейчас принуждать слабого Лукашенко к глубокой интеграции – не менее рискованная затея, чем уговаривать сильного. Заставляя его, например, подписать дорожные карты, Путин создаст больше проблем, чем получит гарантированных выгод.
Увидев, что Лукашенко сдает страну, массовый белорусский протест из продемократического получит привкус национально-освободительной борьбы. Про устойчивое пророссийское большинство среди белорусов в таком случае можно будет забыть.
Выбирая между симпатиями к России и неприязнью к Лукашенко, средний белорус выберет вторую, более сильную эмоцию. Вписавшись за правителя, надоевшего, судя по всему, большей части общества, Москва не улучшит его образ в глазах белорусов, а испортит свой.
Видимо, понимая этот риск, Дмитрий Песков попытался смягчить эффект от поддержки Лукашенко и после переговоров в Сочи заявил, что Москва ценит и любит всех белорусов – как согласных с результатами выборов, так и несогласных.
Еще важнее то, что снизилась ценность подписи Лукашенко. Самые важные из дорожных карт, вроде единого налогового кодекса, даже в оптимистичном сценарии рассчитаны на год-два реализации.
Если Лукашенко сможет укрепить свои позиции в стране, то он сразу откажется от углубления интеграции так же незатейливо, как сменил внешнего врага на этих выборах с Запада на Россию, а потом обратно на Запад. Если же Лукашенко будет слабеть у себя дома, то он может просто не успеть реализовать такие амбициозные планы.
Есть проблемы и с международной легитимностью. Любые сделки, которые заметно ограничат белорусский суверенитет, скорее всего, не будут признаны на Западе. Из-за этого белорусский протекторат рискует превратиться в большой Крым, изолированный санкциями от мировой торговли и инвестиций, – то есть намного большую гирю на шее российского бюджета, чем в годы пиковых субсидий.
Поэтому, если Москва захочет получить что-то осязаемое взамен на свою поддержку Лукашенко, эти уступки должны быть оперативными – чтобы их нельзя было заболтать в процессе и чтобы белорусский президент точно успел их сделать.
Здесь речь может идти о приватизации каких-то привлекательных белорусских активов вроде нефтеперерабатывающих и оборонных заводов или громадного калийного комбината «Беларуськалий».
Учитывая, что на всех этих предприятиях были попытки забастовок, а на одном из них – Минском заводе колесных тягачей – Лукашенко лично услышал от рабочих громкое «Уходи», он может быть уже не так психологически привязан к этим активам.
Другой вариант предложил сам Минск. Чтобы отомстить Литве за то, что она первой ввела санкции и уже официально называет Лукашенко «бывшим президентом», он поручил перенаправить белорусский транзит из литовских портов в российские. Это дороже для Минска, но Москва вполне может дать скидку на тарифы, чтобы привязать белорусскую экономику к себе еще плотнее, чем сегодня.
Можно опять потребовать у Лукашенко впустить в страну российскую военную базу, раз уж Минск и так похоронил образ нейтрального донора стабильности в регионе. Но эта тема в эмоциональное время может иметь внутри страны такие же последствия, как и форсированная интеграция. Подозрения в том, что Лукашенко завозит в страну «зеленых человечков», мобилизуют протестующих.
Нельзя сказать, что Кремль сильно переживает из-за их настроений. Российская власть, как и белорусская, склонна преуменьшать субъектность уличных масс и вместо этого заниматься поиском их истинных, почти всегда – зарубежных хозяев и вдохновителей.
Но даже в этой картине мира еще большая, чем сейчас, дестабилизация противоречит интересам как Лукашенко, так и Путина. А она неизбежна, если в Москве победит соблазн взять собеседника тепленьким. Какую бы оторванность от реальности ни приписывали Кремлю, этого там не могут не понимать.
Ювелирная работа
Для Москвы идеальным сценарием, на который она и будет работать, стала бы бескровная стабилизация ситуации руками Лукашенко, а затем плавный и согласованный с Кремлем транзит власти в сторону более горизонтальной модели.
Так Москва сможет не замыкаться на одном Лукашенко или его преемнике, запустить понятные схемы влияния на белорусскую политику – через лояльные партии, отдельных силовиков, чиновников и политиков, контроль секторов белорусской экономики и финансовых потоков без права вето у всевластного президента.
Но дьявол в деталях. Никто не знает, что думает Лукашенко об этом плане. Хочет ли он вообще уходить по-быстрому, или разговоры о новой конституции и досрочных выборах – попытка выиграть время и расколоть оппонентов? Как будут меняться его планы, если протесты выдохнутся? Готов ли он советоваться в деликатном вопросе транзита власти с Москвой, которой он по-прежнему не доверяет?
Судя по всему, стороны будут выяснять эти отношения, как обычно, в экономике. Санкции Запада и недоверие белорусов к институтам власти резко снизят инвестиционный потенциал белорусской экономики. Про экономический рост при Лукашенко без масштабных и регулярных вливаний из-за рубежа можно забыть. Как и раньше, стране нужна ежегодная внешняя подпитка на $3–5 млрд, но для Лукашенко закрыты мировые рынки заимствований. Единственная надежда на Россию.
Но Лукашенко будет торговаться, даже находясь в сегодняшнем углу. Вместо обещаний уступок он будет доказывать Кремлю, что спасает страну от антироссийского бунта и танков НАТО под Смоленском. А эти услуги достойны оплаты сами по себе. В ответ он продолжит слышать обидно звучащие намеки про то, что пора постепенно уходить.
Москве придется вести этот диалог без резких движений. Если белорусская номенклатура или общество почувствуют, что Лукашенко остался без поддержки России, это быстро может добить его режим. Но такого обвала Кремль тоже не хочет допустить, пока не имеет других надежных партнеров в белорусской правящей элите или в оппозиции.
Понимая важность этой монополии на контакт, Лукашенко продолжит блокировать сепаратные переговоры номенклатуры с Москвой, громить структуры и сажать всех возможных лидеров оппозиции, чтобы другого собеседника Россия не смогла найти, даже если захочет.
Из перезревшего яблока, которое должно было само упасть в руки Москвы, белорусский режим становится все больше похож на токсичный актив, с которым так же непросто вести дела, как и избавиться от него.
Если Лукашенко удастся пережить в кресле острую фазу протестов, Москве придется аккуратно подбирать и дозировать свои пряники и кнуты, чтобы загнать белорусского президента туда, куда ей нужно, не допуская его резкого ослабления или усиления. Это требует от российской власти постоянного внимания и понимания белорусской ситуации.
Но политика Кремля на постсоветском пространстве не богата примерами такой ювелирной работы. Создавать и замораживать конфликты – это один талант, совсем другой – курировать упорядоченный транзит в стране, где, несмотря на один язык, у Москвы нет надежных опор.
Артем Шрайбман
Крыніца: carnegie.ru