Кремль хотел бы гарантировать свои интересы в Беларуси институционально, для чего подталкивает Лукашенко к конституционной реформе, пишет Павлюк Быковский на naviny.media.
Массовые протесты срывают планы Кремля устроить в Беларуси контролируемый транзит власти, развязка все еще не ясна и события развиваются вопреки призывам Александра Лукашенко к силовикам «не отступать», вымученным разговорам властей о диалоге и о конституционной реформе.
Политический режим в Беларуси традиционно относили к гибридным — они сочетают приметы автократии и демократии. По сути это авторитаризм, который соблюдает некоторые условности и до определенных пределов терпит существование оппозиции, независимых СМИ и в целом гражданского общества.
Популярная типология Барбары Геддес группирует недемократические режимы по типу акторов, принимающих ключевые решения: партия — в однопартийных режимах или режимах с доминирующей партией, армия — в военных, лидер (диктатор) — в персоналистских. Ключевым является ответ на вопрос, в чьих руках принятие важных государственных решений, контроль за спецслужбами и руководящими кадрами. В Беларуси не возникает сомнений, в чьих руках это находится.
Белорусские политологи Виктор Чернов и Владимир Ровдо в свое время классифицировали режим Лукашенко как «авторитаризм с элементами султанизма». Султанизм — это режим неограниченной личной власти, пренебрегающий политическими институтами, лишенный государственной идеологии, исключающий участие населения в реальной политической жизни.
Здесь могут заметить: позвольте, но ведь в Беларуси есть государственная идеология. Да, в Беларуси есть учебники по государственной идеологии и есть идеологи, но нет собственно идеологии, которая бы устанавливала рамки во внутренней или внешней политике главе государства, а госслужащие и силовики заявляют о преданности правителю: «Мы с вами до конца!»
Режим приобретает черты военного
Отнесение политического режима к той или иной категории может показаться абстрактным вопросом и вызывать дискуссии о критериях, но дает возможность рассуждать о перспективах развития этих режимов.
Считается, что гибридные режимы склонны скатываться либо к авторитаризму, либо к демократии, которые, в свою очередь, более устойчивы. В нашем случае есть основания считать, что уже произошла трансформация режима — он все более избавляется от примет гибридности, но приобретает черты персоналистского авторитарного режима с элементами военного.
Мы уже отмечали, что за несколько месяцев до минувшей президентской кампании один из главных центров силы в Беларуси — Администрацию президента — возглавил бывший заместитель председателя КГБ Игорь Сергеенко, а в разгар кампании главой правительства стал экс-руководитель Госкомвоенпрома Роман Головченко.
Как пишет Геддес, персоналистские режимы в среднем существуют 10-15 лет, а с элементами военного «могут рассчитывать на вечность» (более 30 лет). Основная угроза для такого режима — смерть его лидера, то есть естественный срок человеческой жизни. Но такие режимы распадаются и насильственным способом, правда, далеко не всегда в результате на смену автократии идет демократия.
В белорусских условиях армия как таковая не является политическим игроком, хотя министр обороны Виктор Хренин регулярно обносит колючей проволокой музей Великой Отечественной войны и комплекс стелы «Минск — город-герой».
Элементы военного режима в данном случае видятся в использовании репрессивного аппарата правоохранительных органов, в том, что в механизме принятия важных государственных решений сейчас значимую роль играют представители КГБ и МВД, а гражданские специалисты уходят на вторые роли.
При этом национальные и корпоративные интересы в мотивации действий силовиков явно уступают прямой лояльности главе государства, что препятствует их совместным действиям в белорусской политике — у нас нет классической хунты, сплоченной идеей и принимающей решения коллегиально.
Еще одна вертикаль?
30 октября Лукашенко на встрече в МВД прямо заявил, что «поскольку ситуация непростая, мною было принято решение о переформатировании в какой-то степени управления государством». Так он прокомментировал назначение помощниками президента — инспекторами по областям бывшего главы МВД Юрия Караева, его заместителя Александра Барсукова и бывшего госсекретаря Совбеза Валерия Вакульчика.
«Вы можете спросить: почему военные? На этом не остановится такая работа. Мы подбираем и на другие области военных людей. Нам не только надо стабилизировать обстановку в стране. Мы ее стабилизируем. Это не проблема. Просто надо это делать красиво и терпеливо. Мне очень важно, чтобы помощники президента, они же инспектора, обеспечили порядок и дисциплину в Беларуси. Без нее никак», — сказал Лукашенко.
Этим инспекторам обещано расширить полномочия: «Одна из основ новых полномочий этих людей, генералов, — подбор кадров и контроль. Мы должны контролировать и видеть все, что происходит в нашей стране. Нельзя больше расслабляться, как это было до этого мятежа».
За 26 лет правления Лукашенко неоднократно осуществлял чистки в своем окружении, тасовал кадры, чтобы они не приобретали горизонтальные связи. Но лишь сейчас он сформулировал задачу построения параллельно с подчиненной ему исполнительной вертикалью власти еще одной вертикали, состоящей из отставных силовиков, уполномоченных вмешиваться в компетенции областных руководителей.
Не факт, что эти силовики получат такие полномочия. Возможно, Лукашенко и не намерен сталкивать лбами «гражданских губернаторов» и «генерал-губернаторов», а лишь пытался «подсластить пилюлю» отставникам, которые на прежних должностях не смогли подавить то, что их патрон называет мятежом.
Внешние игроки поддавливают
Судя по всему, Лукашенко находится в цейтноте, так как ресурс на поддержание репрессий ограничен, а внешние партнеры обещают поддержку лишь после возвращения ситуации под контроль и с учетом их интересов.
Кремль хотел бы гарантировать свои интересы в Беларуси институционально, для чего подталкивает Лукашенко к конституционной реформе с перераспределением полномочий от президента к парламенту, в котором предполагается присутствие крупной пророссийской фракции.
Но поступаться полномочиями, так удачно сконцентрированными в 1996 году, Лукашенко явно не хочет, хотя и рассуждает о реформе белорусской политической системы уже больше десяти лет.
Однако сейчас он, с одной стороны, не может ничего противопоставить широкой антирежимной мобилизации масс, а с другой стороны, вынужден просить своего основного кредитора — Россию о срочной помощи в реструктуризации внешнего долга, снисхождения на переговорах об условиях поставки газа и нефти.
И Запад, и Россия называют внутрибелорусский диалог единственным способом разрешения нынешнего политического кризиса. Но если Запад говорит об инклюзивном диалоге, включающем все группы интересов, то Россия на инклюзивности не настаивает — Москве важнее кажется трансформация режима в заданном направлении.
У внешних партнеров официального Минска есть консенсус, что режим Лукашенко потерял поддержку большинства населения и действует неэффективно для преодоления этого кризиса.
Риски политической реформы
Белорусские власти пропагандируют деятельность диалоговых площадок по разработке реформы политической системы, что само по себе никак не придает им легитимности и не является убедительным мотивом для прекращения протестов.
Попытка обеспечить интересы уходящего правителя через одобрение концепции политической реформы на Всебелорусском народном собрании в январе-феврале 2021 года не даст эффекта. Ведь намеченный форум — это исключительно фан-клуб Лукашенко, а не место представительства разных интересов.
Парламент, который не смог даже провести слушания по событиям 9–12 августа, когда силовики зверски подавляли протесты после выборов, также не выполнит данную роль.
Таким образом, единственным способом легитимации политической реформы для Лукашенко остается конституционный референдум. Но он может не успокоить, а подхлестнуть массовые протесты.
Разгон демонстрантов в трехмесячный период этой предполагаемой кампании будет работать против легитимации создаваемых властью новых институтов, а прекращение репрессий покажет бессмысленность нынешней практики силовых структур и может в некоторой степени их деморализовать. Тем более что в итоге появляется перспектива расследования при новой власти историй об избиениях и пытках протестовавших.
Протесты — мощная и непредсказуемая сила
Сам Лукашенко 30 октября на встрече в МВД намекал, что он если и уйдет от власти, то будет рядом и наготове: «Если вы позовете меня к себе, когда мы якобы с вами будем на пенсии, мы еще послужим этому государству и народу».
Однако реально прогнозировать развитие нынешнего политического кризиса затруднительно. Децентрализованные массовые протесты трудно подавить, так как невозможно арестовать их штаб (его нет). Невозможно также подкупить тем или иным способом лидеров — их слишком много, и это не традиционные публичные политики, которых можно было бы кооптировать в механизм принятия важных государственных решений.
До «арабской весны» 2010–2011 годов господствовала гипотеза, что ключевая угроза выживаемости диктаторов идет не от масс, а от элит. Но потом практика показала, что автократам следует больше опасаться не государственных переворотов, а массовых протестов — элиты могут их использовать в своих интересах, но не могут ими управлять.
Сейчас протесты в Беларуси влияют на процесс транзита власти.