Коммуникация между сторонами конфликта неизбежна, но затягивание диалога/переговоров может даться очень дорогой ценой, пишет Вадим Можейко на naviny.media.
Победить на улице ни у одной из сторон белорусского внутриполитического конфликта не получается, а взаимные предварительные условия оказываются неприемлемыми. Попытки сохранить текущую патовую ситуацию в надежде на разрешение кризиса по другим причинам могут обернуться печальными последствиями.
На протяжении четырех месяцев, прошедших после фальсификации выборов и начала протестов 9 августа, общественно-политический кризис в Беларуси только нарастает. Судя по всему, он не имеет уличного и силового решения, хотя обе стороны противостояния пока не до конца это осознают.
В этом контексте все актуальнее организация национального диалога между представителями противоборствующих сторон. Для такой коммуникации уже есть много предпосылок, но остаются и неразрешенные проблемы.
Патовая ситуация затягивается
Казалось бы, белорусская власть хорошо подготовилась к разгону мирных акций протеста — тут тебе и натренированные силовики, и спецтехника, и опыт прошлых лет. Но протест начался летом, на дворе уже зима — а остановить его грубой силой все не получается, хотя репрессии достигли небывалых масштабов: более 30 000 задержаний, более 900 уголовных дел, более 150 политзаключенных.
В гуманности к протестующим белорусскую власть заподозрить сложно, но и перешагивать красные линии она не решается — например, применять автоматическое оружие или даже танки, как в свое время китайский режим на площади Тяньаньмэнь. Белорусская власть просто понимает, что вреда и рисков для нее от такого подхода может оказаться больше, чем пользы.
Аналогично протестующие сохраняют мирный характер выступлений и даже самые радикальные голоса не призывают к международной интервенции. Хотя нынешний уличный протест, небывалый по количеству участников и продолжительности, к победе и не привел.
Впрочем, само его сохранение — это очевидный прогресс протеста: достаточно сравнить с Площадью-2010, которую зачистили, как хвалился Александр Лукашенко, за семь с половиной минут.
Пока не получается победить напрямую, обе стороны пытаются юридически закрепить определение друг друга как террористов и экстремистов.
Со стороны власти это законопроект «О недопустимости героизации нацизма», хотя по-настоящему эта проблема в Беларуси не стоит и нацизм никто не героизирует. Видимо, власть стремится законодательно закрепить пропагандистский миф о бело-красно-белом флаге, который используют протестующие, как символе национал-социализма. Хотя его использование коллаборационистами во время Второй мировой войны — лишь малая часть исторического контекста, а в 1991–1995 годах он и вовсе был государственным.
В свою очередь, Светлана Тихановская продвигает на международной арене идею признания структур белорусских силовиков террористическими организациями. Прецедент уже есть — «Корпус стражей исламской революции», который является в Иране официальным военизированным формированием, с 2019 года признан США и некоторыми другими странами террористической организацией.
Альтернативный власти субъект как никогда силен
Несмотря на такой негативный фон, обе стороны конфликта как минимум декларативно поддерживают саму идею диалога и его необходимость. Хотя при этом каждая сторона по-своему представляет предварительные условия диалога, его процесс, время, участников, форматы и темы.
Фактически каждая сторона запускает собственные диалоговые форматы, вовлекающие своих сторонников и некоторую часть колеблющихся.
Для власти это формат диалоговых площадок по реформированию Конституции. Хотя превалируют там представители лояльных власти организаций и бюджетники, но бывают и региональные активисты оппозиционных структур. Для противников власти это обсуждения и голосования на платформе «Голос» через Telegram.
Оба инструмента, скорее, мобилизуют ядро собственных активистов, нежели способствуют диалогу представителей противоположных позиций, но в то же время они новые и по своему формату направлены именно на более инклюзивную, чем ранее, коммуникацию (с сохраняющимися ограничениями, конечно).
Еще одна важная предпосылка для диалога — как никогда ранее мощная демонстрация альтернативного власти субъекта, протестующих. Да, нет какой-то единой для всех структуры, будь то профсоюз, движение или партия. Но однозначно зафиксировано само присутствие протестующих как подавляющего большинства активной части общества, способного на более оперативную и гибкую мобилизацию, чем вся вертикаль власти.
«Переговоры» — более точное понятие
Но для диалога обе стороны пока выставляют предварительные условия, неприемлемые друг для друга.
Власть хочет говорить о некой позитивной и конструктивной повестке, о реформе Конституции — при игнорировании вопросов насилия силовиков, результатов выборов и политзаключенных. Власть хотела бы подобрать себе проходящих оппонентов для диалога. В идеале — абстрактных представителей трудовых коллективов, всех тех, кого обычно зовут на Всебелорусское народное собрание, реинкарнацию декоративных съездов КПСС.
Также власть готова вести диалог с псевдообщественными организациями вроде лояльной Федерации профсоюзов. Подходят ей также провластные политики, такие как Олег Гайдукевич, или перебежчики, отличающиеся повышенной моральной гибкостью (Юрий Воскресенский).
В свою очередь, оппоненты власти, Координационный совет, хотят диалога только после выполнения предварительных требований — морально справедливых, но равносильных капитуляции Лукашенко. В частности, расследование насилия силовиков означает их немедленную забастовку, отказ выполнять новые приказы, что гарантирует победу улицы. То есть это требование для диалога, после выполнения которого диалог не понадобится. Не удивительно, что власть на это не согласна.
Возможно, эффективнее будет сменить термины и говорить не о «диалоге», требующем предварительных условий, а просто о «переговорах».
Ведь сам факт проведения переговоров не означает согласия с оппонентами, признания их правоты или каких-то притязаний. Смысл переговоров не в том, что их ведут с тем, кто тебе приятен, и когда по ключевым вопросам твои требования выполнены.
Напротив, переговоры нужны в той ситуации, когда не удается добиться того, чего хочешь, другими методами. И переговоры приходится вести с тем, чьи притязания не признаешь, кто тебе неприятен. Переговоры можно вести даже на войне или во время боевых конфликтов.
Чем дольше кризис, тем больше жертв
Впрочем, пока обе стороны предпочитают не призывать к началу переговоров без предварительных условий, а сохранять текущую патовую ситуацию в надежде на разрешение кризиса по другим причинам.
Власти рассчитывают на то, что люди просто устанут протестовать или будут запуганы нынешним (или чуть большим) уровнем насилия, и протесты прекратятся сами.
Протестующие же, напротив, надеются, что продолжение протеста склонит на их сторону еще больше людей. А экономические трудности, усиленные третьим пакетом санкций ЕС, не позволят власти действовать эффективно и будут способствовать расколу элит.
Однако у этого пути огромные издержки. Независимо от того, чем все закончится, в процессе будет уничтожена белорусская экономика, на восстановление которой уйдут годы и десятилетия. Будут многочисленные жертвы — речь не только об отсидевших сутки административных арестов, но также тяжелораненых и убитых. Кому-то когда-то придется за это отвечать — возможно, не сразу и не всем, но как минимум наиболее невезучим. Каждый день такого протеста увеличивает раскол белорусской нации, который будет иметь далеко идущие последствия.
Трудный путь с далеко не идеальным результатом
Видимо, обеим сторонам понадобится еще некоторое время сохранения статуса-кво, углубления кризиса и экспериментирования с разными инструментами давления, чтобы убедиться: без переговоров никак.
Высока вероятность, что для их начала или активизации понадобится демонстрация углубления раскола элит — возможно, спровоцированная какими-то особенно трагическими событиями. Например, массовой гибелью мирных демонстрантов из-за незапланированного применения оружия. Или техногенной катастрофой, случившейся из-за проблем с инфраструктурой и нехваткой квалифицированных специалистов в госсекторе.
Когда же переговоры начнутся, их результат не будет идеальным и не удовлетворит многих. Как показывает пример соседней Польши, даже через десятки лет результаты переговоров могут порождать противоречия в обществе.
Однако переговоры, даже неидеальные, будут лучше попыток долгосрочной консервации статуса-кво, и уж тем более лучше эскалации насилия. Вопрос только в том, на какие жертвы придется пойти белорусскому обществу, прежде чем переговоры все же начнутся.