Самое опасное и самое страшное, что может случиться, когда на конституционном уровне могут быть закреплены некие изменения, которые де-факто являются уступкой суверенитета в пользу России.
Фото: РИА НовостиПолгода прошло с того момента, как в Бресте российский премьер-министр Дмитрий Медведев озвучил «союзный ультиматум». Создана межправительственная рабочая группа по углублению «союзной интеграции», которая 21 июня впервые должна собраться вместе и обсудить наработки.
Однако за полгода официальный Минск ни словом не обмолвился о сути «углубления интеграции». Власти создали информационный вакуум вокруг предмета переговоров.
По самым резонансным проблемам Александр Лукашенко высказывается – рано или поздно. Может выждать удобный момент и выпустить пар в публичное пространство. Но не в этом случае. Лукашенко молчит уже полгода. А сегодняшние высказывания министра иностранных дел Владимира Макея («Придет время, и все обо всем узнают. Сейчас идет рутинная работа») только подлили масла в огонь.
Чем вызвано молчание официального Минска? На вопросы «Белорусского партизана» ответил директор Центра европейской интеграции Андрей Егоров.
– Министр иностранных дел, комментируя ход переговоров по углублению союзной интеграции, заявил: «Придет время, и все обо всем узнают». Действительно: ультиматум Медведева озвучен в декабре 2018 года, фактически полгода уже идут переговоры. Но до сих пор официальный Минск ни одним словом не обмолвился о сути, о содержании переговоров. Как так?
– Я думаю, что предложения российской стороны по углублению интеграции, которые получил Минск, не устраивают белорусские власти. Как мне кажется, белорусское руководство в неофициальном режиме надеется смягчить требования Кремля. Пока белорусские власти испытывают иллюзию, что удастся решить вопросы в закрытом режиме коммуникации между правительствами, опасаясь, что опубличивание требований Москвы вызовет крайне негативную реакцию в Беларуси. Власти не желают обнародовать требования Кремля, опасаясь если и не дестабилизации обстановки в стране, то массовых протестов из-за предложенной «углубленной интеграции».
– Опасения официального Минска означают, что предложения российской стороны так или иначе затрагивают суверенитет и независимость Беларуси?
– Надо полагать, что так. Потому что в риторике Медведева и информации из публичных источников, Москва апеллирует к Конституционному акту союзного государства, который предусматривал движение по пути ликвидации белорусского суверенитета: введение единой валюты, союзный парламент и так далее.
– Вы говорите, что Минск питает иллюзии насчет того, что удастся смягчить требования Кремля в закрытом переговорном процессе. Значит, Москва не собирается идти на уступки?
– Сложно сказать, поскольку мы не обладаем информацией обо всем пакете проблем, которые обсуждаются в ходе переговоров. Белорусско-российские переговоры всегда проходят за закрытыми дверями, мы никогда не знаем, что является предметом торга, например, во время предыдущих нефтегазовых войн, или во время продажи «Белтрансгаза». У нас нет достаточной информации, чтобы судить о том, удастся ли Минску вывернуться из сложившейся ситуации. Но выглядит так, что у Минска осталось крайне мало возможностей для маневра, особенно если Москва подходит к «углублению интеграции» стратегически и готова играть в долгую.
– Если проанализировать развитие белорусско-российских отношений хотя бы за последние полгода, то какую стратегию Кремль продвигает в отношении Беларуси?
– С одной стороны, мы наблюдали игру в спецпредставителя Путина – Михаила Бабича, который пытался наводить порядок в Беларуси, правда, не очень успешно. Белорусским властям удалось выжить его из страны. Прямого наезда и перевода Беларуси в рамки ускоренной интеграции не получилось. Не ясно, будет ли Москва задействовать все рычаги давления в долгосрочном режиме. Возьмем вопрос компенсации налогового маневра: отсутствие компенсации создает серьезные проблемы с реализацией государственного бюджета и государственными расходами и повлияет на ухудшение экономического положения Беларуси, падение экономического самочувствие граждан страны в трехлетней перспективе. Если правительство не дождется компенсации за налоговый маневр, пойдет ли оно на структурные преобразования или все еще готово поступиться частью суверенитета и получить компенсацию? Остается неясным комплекс факторов, а потому делать выводы крайне сложно.
– Чем настойчивее в Москве говорят про «углубление интеграции», тем чаще Лукашенко обращается к новой Конституции. Взаимосвязаны ли два процесса?
– Я полагаю, что они могут быть связаны. И это самое опасное и самое страшное, что может случиться, когда на конституционном уровне могут быть закреплены некие изменения, которые де-факто являются уступкой суверенитета в пользу России. Надо понимать, что все телодвижения государства в направлении сдачи суверенитета, попытки организовать «союзные» референдума являются нелегитимными и не могут быть приемлемыми.
– То есть изменения в Конституции могут означать легализацию «Конституционного акта»?
– Могут.