Государство редуцировалось до уровня режима. Если государство – институт, который должен выражать общенациональные интересы, то функции режима – сохранение власти.
В воскресенье, 4 октября, в Беларуси прошли Марши за освобождение политзаключенных. Снова на улицах городов гудела военная техника, снова было брутальное применение силы и задержания демонстрантов.
О нынешней стадии противостояния в Беларуси и перспективах перемен Thinktanks.by побеседовал с аналитиком центра «Стратегия» Валерием Карбалевичем.
– Что показали два месяца мирных протестов против фальсификации президентских выборов и насилия со стороны государства? Какова динамика протестов?
– Если судить только по воскресным маршам, то особой динамики нет. Колебания происходят, но в пределах привычного объема людей, которые выходят на улицы в воскресенье. Возможно, уменьшилось количество протестующих в регионах, где репрессии проходят в больших объемах и эффективнее.
Если же оценивать период с момента окончания президентских выборов, протестный потенциал белорусов очень большой, он не исчерпался, он продолжается. Более того, он принимает новые динамичные формы. Я имею в виду, что теперь это не просто улица, уже созданы региональные структуры гражданского общества, в домах, во дворах, в микрорайонах, появилось огромное количество интернет-чатов – процесс структурировался. И мы имеем гражданское общество, против которого режим Лукашенко боролся все 26 лет своего правления, не давал ему вырасти. Но буквально в течение нескольких последних месяцев в стране сформировалось полноценное гражданское общество, во всяком случае в столице. Благодаря ему появляются дополнительные точки опоры для организации. Кроме социальные сетей, кроме телеграм-каналов, появляются чаты местных сообществ. И это дает основания утверждать, что властям будет очень непросто справиться с протестом.
– Масштабы протестов мы привыкли оценивать по воскресным маршам. Но ведь остальные шесть дней мы наблюдаем народные гуляния во дворах и по районам, уличные концерты, женские марши по субботам. Похоже, политический протест перерос в нечто иное?
– Нет, просто политический протест приобретает разные формы, формы структуризации гражданского общества. Теперь это не просто толпы людей, которые выходят на улицу. Это организованные толпы людей, пусть и без единого центра. Тут очень важен процесс самоорганизации, что и является главным элементом, признаком формирования гражданского общества. А появление гражданского общества будет иметь долгосрочные последствия: теперь просто так провести любую электоральную кампанию, как удавалось до сих пор, не получится; любая электоральная кампания, будь то местные выборы или референдум по Конституции, выльется в резкую политизацию общества. Теперь уже по-тихому электоральную кампанию провести не удастся, даже если сейчас у режима и получится задавить протест.
– А такая угроза существует?
– Безусловно, существует. Наблюдается определенное равновесие сил. У власти тоже есть сильные аргументы: поддержка госаппарата, поддержка силовых структур, массовые репрессии, причем репрессии осуществляют не только силовые и правоохранительные органы, а практически все государственные институты. На предприятиях преследуют участников забастовок, и в учреждениях образования, органы опеки угрожают родителям, которые ходят на акции, забрать детей – разные государственные органы участвуют в репрессиях. В том определенная сила режима.
– Два месяца протестов, но видимых признаков эрозии государственной машины нет. Почему?
– Отдельные признаки эрозии есть. Например, в разгар политического кризиса Лукашенко пришлось менять ключевые фигуры силового блока: председателя КГБ, госсекретаря Совета безопасности, генерального прокурора – во время кризиса чиновников такого уровня так просто не меняют. Но в целом мы можем сказать, что раскола элит, раскола номенклатуры не произошло. И это можно объяснить очень просто: в Беларуси сильный консолидированный режим.
В чем принципиальное отличие Беларуси от Югославии, Грузии, Украины, где произошли цветные революции? Во всех странах оппозиция имела существенные плацдармы в государственной системе: там были фракции оппозиции в парламентах, там были целые регионы, которые контролировала оппозиция: в Украине – Львовщина, западные области. А люди, которые претендовали на власть, являлись выходцами из системы. В Беларуси в этом смысле ситуация абсолютно стерильная: в политической системе вообще нет представителей оппозиции. На последних местных выборах только один оппозиционер от БХД затесался – один-единственный по всей стране. Это означает, что белорусские государственные институты не подконтрольны обществу, они живут в параллельном от общества пространстве. Поэтому все попытки и морально-силового давления на государственные институты не дали эффекта. Это произошло потому, что вертикаль никак не зависит от общества: существует жесткая иерархия вертикали власти, в которой каждая ступень подчиняется вышестоящей инстанции. Именно поэтому власть и не реагирует на народные требования.
– За последние два месяца государственный механизм претерпел серьезные изменения. Как их можно характеризовать?
– Мы можем констатировать, что государство фактически самоликвидировало некоторые свои функции. Такие, как правосудие, – оно практически исчезло, закон перестал действовать в Беларуси. Можем сказать, что функция защиты суверенитета исчезла, или исчезает: когда Лукашенко просит президента соседней страны ввести войска на территорию своей страны для защиты своей власти – извините, тут от суверенитета мало что осталось. Смотрите, с каким ожесточением Министерство иностранных дел начинает сжигать все мосты на западном направлении; такое впечатление, что внешнюю политику Беларуси уже определяют не в Минске, а в Москве. Внешняя политика Беларуси исчезает.
Обратите также внимание на политику в отношении экономических субъектов, которых подозревают в нелояльности – государство не осуществляет экономическую функцию.
Мы можем сказать, что государство редуцировалось до уровня режима. Если государство – институт, который должен выражать общенациональные интересы, регулировать общенародные процессы, то функции режима – сохранение власти, самовыживание режима. Фактически к этому свелась вся деятельность государства. Мне кажется, это очень важный сдвиг, который будет иметь далеко идущие последствия: государственные функции придется восстанавливать, что в рамках существующего режима наверняка уже невозможно.
– Насколько велик ресурс для выживания у такого режима, прежде всего – экономический ресурс?
– Мы знаем примеры, когда в очень бедных странах авторитарные режимы существуют очень долго. Многое зависит от того, насколько серьезный ущерб нанесли протесты режиму и экономике. Трудно предсказать, как долго будут продолжаться протесты в Беларуси, трудно говорить о том, какую позицию займет Москва. Пока ее позиция не очень ясна: если Москва потребует ухода Лукашенко – это одна ситуация, если нет – совершенно другая.
В годах или сроках сложно оценивать ресурс выживания. Мы существуем в условиях очень большой неопределенности, чтобы можно было называть некие сроки.